Но злые дни пока не наступили. Ничто не мешало проникаться настроением апрельского утра. И было чем проникаться: густой туман скрывал очертания уродливых низких хибар, надрывал глотку соседский петух, в чьём крике слышалось отчаяние всех невольных домашних птиц. Петуху поддакивал вой посаженных на короткую цепь собак.
Да, псы, которым нужно движение, новые впечатления, сидят на цепях длиной в метр-полтора. И воют. Воют. Воют. Круглосуточно. А что ещё делать, когда вся твоя жизнь ограничена вонючей конурой и помоями с хозяйского стола? Я не понимаю, зачем сажать сторожевых псов на цепь: как они защитят дом от воров? Даже спусти их хозяин с цепи, на лапах с атрофированными мышцами никого не догонишь.
Мне нравится стоять в тумане и дышать влажным прохладным воздухом. Стремительно приближающиеся сиренево-серые тучи обещали дождь и пасмурную погоду. На душе стало хорошо: день должен быть приятным.
Улицу огласил новый, тревожный и непривычный звук — звон церковного колокола. Это так странно: стоять в тумане под низким серым небом и слушать созывающую на утреннюю молитву мелодию.
Мне стало интересно: пойдут ли люди в церковь в столь ранний час? Я вышел со двора и пошёл к месту сбора. На улице никого не было, единственные спутники моего пути — злобные собаки, заливающиеся лаем и гремящие цепями, когда я прохожу мимо их калитки.
Церковь была недалеко — небольшое деревянное здание с башней и колоколом на ней. Около строения стояла толпа мужиков и смотрела на дверь. Я плохо различаю человеческие лица, и мне показалось, что все пришедшие на молитву одинаковые. Протёр пенсне, присмотрелся. Одинаковые короткие светло-русые с грязно-жёлтым отливом волосы, маленькие свинячьи глазки, нос картошкой, тонкие, почти отсутствующие губы. Обычные крестьянские рожи, неудивительно, что мне они показались одинаковыми. Я и сам такой же, только волосы другие.
Промелькнула мысль: «А ведь я единственный из пришедших, кто внешне отличается от остальных!». Мужики перестали заклинать взглядом дверь и посмотрели на меня, словно услышали мои мысли. В книгах в такие моменты герой недоумевает: «Неужели я сказал это вслух?». Меня всегда это удивляло: неужто можно озвучить мысли и не заметить этого? Но жизнь — не избитый книжный штамп, и я точно знаю, что ничего не говорил.
Они смотрели на меня, а я чувствовал себя беззащитным и беспомощным. Я привык быть невидимым, незаметным для людей и котов. Видели меня лишь псы и притворявшиеся старухами оборотни. А люди меня никогда не слышат и не замечают. Нет, я не невидимка в буквальном смысле, меня просто не замечают. Могу станцевать румбу на остановке, и никто не отреагирует.
Я привык быть незримым наблюдателем, живущим среди людей полтергейстом. Но мужики заметили меня, а будучи замеченным сложно на глазах у всех снова стать призраком. Для этого нужно опять отвести взгляды. Как, наверное, ужасно быть всегда видимым. Мне хватило нескольких минут, чтобы почувствовать себя потерянным и несчастным.
Решил-ка я пойти домой подобру-поздорову, подальше от молча пялящейся на меня толпы одинаковых людей и полуразвалившейся церкви с колоколом.

@темы: прохладный сказ, крылья машин